Ушу — «внутренние» стили

В XVII веке мастера некоторых стилей ушу осознали, что помимо чисто физических, мышечных усилий, с рукопашным боем связаны еще и различные феномены ментального плана. Те стили, где произошло это осознание, где стали сочетать внешнюю (физическую) проработку с проработкой внутренней (умственной), стали называть «внутренними», чтобы отличить их от прочих.

Первоначально такими стилями были только багуачжан, синъицюань и тайцзицюань (по традиции именно их продолжают именовать «внутренними стилями»), однако впоследствии подобную эволюцию прошли практически все китайские единоборства. Поэтому в наше время любой стиль ушу, чья история превышает 100—150 лет, может быть отнесен к внутренним.

Теория и практика внутренних стилей показали единение методов боя с особым типом мироощущения. Классические формы (таолу) становятся своего рода воплощением единого ритма человека и Космоса. Мастера внутренних стилей рассказывают, что в процессе занятий у них наступает своеобразное ощущение пульсации: окружающая обстановка то становится ярче, то вновь тускнеет, пространство то сужается, то расширяется перед глазами. Это и есть открытая и закрытая фаза самого человека, обнаружение вселенского ритма внутри себя.

Форма движений тела (мышц) может считаться истинной, если имеет своим истоком внутреннее движение. Без этого ушу превращается в обычную оздоровительную гимнастику. Но внутреннее и внешнее соотносятся между собой не только как сущность и ее символ, но прежде всего как зеркальное отображение друг друга. Например, когда руки поднимаются вверх, ци опускается вниз. При движении корпусом и рукой впереди ци одновременно идет назад, таким образом, создается внешне-внутренняя «распорка». Это и позволяет быть «снаружи мягким как вата, а внутри жестким как сталь». В тайцзицюань подобная разнонаправленность выражена еще лучше: «внутри ваты таится игла». Создается особое внутреннее натяжение, по своей сути отличное от обычного натяжения мышц. Оно ощущается как разматывание и сматывание клубка нити тутового шелкопряда — упругой шелковой нити.

Благодаря этому рождение одного начала не просто влечет за собой рождение другого (инь отнюдь не «порождает» ян), но означает их моментальное и единовременное появление — «парное рождение». Поэтому и говорится, что смысл внутренних стилей заключается в обретении Единого через порождение изменений. Каждое изменение означает появление своей зеркальной противоположности.

Именно в этом заключается смысл многих сентенций из канонов внутренних стилей: «если появилось левое, тотчас появилось правое», «как только появляется верх, тотчас появляется низ», «лишь абсолютное напряжение может родить абсолютное расслабление». Подобные формулы соответствуют известной философской концепции, гласящей, что переход противоположностей, их зеркальное переворачивание, возможен лишь в предельный момент существования, и абсолютный миг сознания этой сущности есть «великий предел» (тайцзи).

В любом движении, сколь быстро или незначительно оно бы ни было, необходима работа сознания. Эта работа ни в коем случае не должна превращаться в напряженное «мудрствование» или в какую-то особую сосредоточенность, например на биологически активных точках или на самих движениях. Наоборот, это свободное проистечение мысли, актуализация творческой воли (китайцы говорят о «небесной» воле «И») в любом движении. По сути, это и есть вечно бодрствующее сознание в состоянии не-деяния, то, что буддисты называют «не-разум», «не-сознание» (Усин).

Большинство внутренних стилей строит свое обучение на осознании космической сферы, или «великой окружности». в некоторых стилях, например в тайцзицюань и багуачжан, это выражается в круговых движениях руками или в передвижениях по кругу, в синъицюань — в осознании самого себя находящимся внутри космической сферы.

Окружность является не только абстрактным символом великого предела, но также имеет вполне конкретное значение — как сфера жизнедеятельности и восприятия человека. Грань сферы — это прежде всего оптимальная дистанция, как в прямом, так и в переносном смысле слова. Человек, понявший диаметр собственной сферы, позволяет каждой точке внешнего пространства, каждому предмету соотноситься с собой и в то же время оставаться удаленным от него на желаемое расстояние. Это касается и физических предметов, и духовных феноменов. Именно такой подход позволяет свободно и безбоязненно общаться с миром в любой ситуации, в том числе в ситуации рукопашного боя.

Понимание собственной сферы как чисто духовного феномена начинается в ушу с вполне конкретных и физически осязаемых способов. Подавляющее большинство движений в ушу (особенно защитных) строится на описывании дуги либо полной окружности. В традиционном ушу нет норматива, указывающего, насколько велик должен быть радиус описываемой окружности, это индивидуально-психологический момент. Как в области межчеловеческой коммуникации, так и в ушу окружность не может быть ни слишком малой, ни слишком большой — и то и другое чревато потерей возможности адекватной защиты.

Например, рука никогда не должна разгибаться в локте до конца, так как она может выйти за грань сферы. Выброс внутреннего усилия происходит именно на грани сферы, таким образом именно здесь наносится самый сильный удар. Нельзя впускать конечность противника внутрь сферы, так как это значительно ослабляет защиту. Мастера багуачжан, регулируя ученикам диаметр их личной сферы, требовали от них по несколько тысяч раз в день выполнять базовое круговое обращение ладонью. В синъицюань базовая позиция саньтиши («позиция трех начал») должна идеально вписываться в круг.

В момент полного внутреннего расслабления грань сферы устанавливается абсолютно естественно и наступает равновесие между внутренним и внешним миром. Грань сферы — это также всегда грань соприкосновения с противником. Сфера может описываться всем телом во время вращений или только конечностями. Окружность может лишь подразумеваться или «предчувствоваться», как в синъицюань и в юнчунь, где наносятся в основном прямые удары. Тем не менее, боец должен сохранять ошушение сферы, внутрь которой нельзя пропускать соперника. Поэтому и в синъицюань и в юнчунь следует уходить от ударов разворотом всего тела, как бы убирая свою «сферу жизни» из-под атаки.

Как бы быстро ни двигался соперник, мастер внутреннего стиля (отнюдь не рядовой ученик) все равно опередит его — но опередит не быстротой реакции, не скоростью движений. Он просто знает обо всем раньше самого наподающего. Он существует и мыслит прежде него. В этом заключен великий парадокс внутренних стилей — мастер не опережает противника и не превосходит своей техникой. Он просто предваряет всякое действие и всякое усилие.

Понятие усилия (цзин) отнюдь не связано с внешней силой. Наоборот, оно скорее противоположно мускульной силе. Например, характерными типами такого внутреннего усилия для внутренних стилей были усилие слышания (тинцзин) и усилие понимания (дунцзин). Оба этих усилия представляет собой особое (порой сверхъестественное) чувствование противника как самого себя, словно мастер видит своего соперника как бы изнутри него самого.

Овладение обоими типами усилия требовало прежде всего определенной работы сознания, основанной как бы на отказе от всякой работы, от всякого помысла или даже действия. Например, для достижения усилия слышания следовало «прежде всего изгнать из тела всякую грубую силу, расслабить ноги и поясницу, успокоить сердце и упростить мысли, дабы вдыхаемое ци и сгустившийся дух пришли в состояние слышания».

Усилие слышания — «это особое чувствование кожей и внутрителесное ощущение, которое позволяет понять сильные и слабые места противника, его положительные и отрицательные качества, направление его движения».

Усилие слышания позволяет путем легких прикосновений к сопернику «услышать» его движение, причем не только физическое, но даже движение мысли, понять по малейшим пульсациям тела противника его замыслы. Еще выше стоит усилие понимания, заключающееся в том, чтобы даже вне прикосновения к противнику уловить его замыслы, «приклеиться» к нему и следовать за каждым его жестом, за каждым помыслом.

Усилие понимания долгое время оставалось великой тайной внутренних стилей. Одним из первых о нем рассказал великий теоретик тайцзицюань Ван Цзунъюэ в «Рассуждениях о тайцзи-цюань»: «Тот, кто стремится познать инь и ян, приклеивается [к противнику] и следует за ним, следует [за противником] и приклеивается к нему. Ян неотделимо от инь, инь неотделимо от ян, и таким образом инь и ян вспомошествуют друг другу. Это и есть усилие понимания».

Так во внутренних стилях сформировались важнейшие понятия: «прилипание» или «приклеивание» (те), и «следование» (цзо, шунь). Боец учится откликаться на малейшее движение противника, подстраиваться под его ритмы. При этом следовало избегать трех недостатков — грубой силы, переполнения в груди ци (т.е. глубокого дыхания) и прерывистых, не связанных между собой движений. Человек должен войти в резонанс со вселенскими ритмами и благодаря этому «услышать» своего противника, следовать за ним неотступно. Атаки как таковой не существует — она заменена «следованием».

Практически все виды внутреннего усилия направлены именно на это космическое ощущение. Например, вопрошающее усилие (вэньцзин) — это умение понять замыслы противника, ставя ему некие ловушки — «вопросы». Всего же существует несколько десятков типов внутреннего усилия — усилие статичности, трущее усилие, переменчивое усилие, буравящее усилие, усилие арбалетного заряда, усилие соположения и т.п. Таким образом, изучение внутренних стилей базируется не столько на изучении техники и даже не на какой-то «внутренней энергии», сколько на овладении этими типами внутреннего усилия.

Стили «внутренней семьи» зачастую называют «мягкими». Но во внутренних стилях мягкость отнюдь не равнозначна расслабленности, а жесткость — напряжению. Бойцы внутренних стилей учились понимать бином мягкое-жесткое как выражение извечного перехода «инь—ян». Мягкость и жесткость зависят от умения включить в удар все сочленения тела и особым образом распределить усилие.

Во внутренних стилях боец не размышляет над тем, как построить бой, какую тактику избрать, он лишь следует саморазвертыванию поединка, как мудрец безотчетно следует Дао, не потакая и не противореча ему. Безошибочность проистекает здесь из интуиции, т.е. от «слышания» и «следования».